Ольга ИВАНОВА,

Санкт-Петербург

 

Из цикла: «РУССКИЕ»

 

ПОЛЕ В ХИБИНАХ

сборник документальных очерков

Д И Р Е К Т О Р

…Эту землю называли «рождающей камни».

Они выпучивались из грунта.

Их убирали.

Но снова лезли из земли валуны,

Словно по ночам колдовала здесь

Нечеловеческая сила…

 

Кони рвали губы о железные удила, вскидывали головы, шарахались в стороны, насколько позволяли оглобли. Но сдвинуть с места их ничто уже не могло: крепко заклинило колеса телеги в разбитой колее.

А возчик хлестал по взмыленным спинам лошадей, по вздернутым к небу мордам, но кони только отшатывались от удара, брызжа пеной, бежавшей с разбитых губ, и в черных огромных глазах стоял ужас.

 

Директорский «газик» вынырнул из-за поворота лесной дороги, и Быстров, резко пригнувшись к ветровому стеклу, в одно мгновение увидел и понял всё и, чуть тронув водителя за рукав, тихо сказал:

– Останови-ка, Маркович.

И едва машина затормозила, как Быстров неожиданно легко для столь крупного, чуть грузноватого человека, каким он был, спрыгнул с подножки и быстрыми шагами пошел к ложку, где застряла телега.

 

 

Неторопливый и сдержанный обычно, Быстров преображался в поле до неузнаваемости. Поля пробуждали в нем юношескую, безудержную, требующую постоянного приложения силу. Энергия била в нем, придавая движениям несвойственную им в другой обстановке стремительность, особую хозяйскую зоркость глазу.

 Не было мелочи, которой он не заметил бы. Не было ни одного, сколько-нибудь важного дела, которое он бы не оценил собственными глазами.

А оценив, он не оставлял это про запас, впрок, не клал за пазуху,  как это делают некоторые, для того, только, чтобы при случае громыхнуть где-нибудь на собрании своим знанием обстановки, чтобы было всегда – на случай! – по камешку на каждого и чтобы, опять-таки при случае, иметь возможность бросить припрятанный камень в любого.

Нет, не для того так зорок и внимателен в своих поездках по полям и фермам директор "Индустрии" Евгений Иванович Быстров.

Люди это знали. Потому и не стеснялись спросить у него совета, ему показывали в первую очередь то, что не ладится, не идет, вели туда, где нужна была его помощь.

Он щедро советовал, за хорошее хвалил. Если нужно, вмешивался сам, подключая свой мозг организатора, свое знание и свои руки рабочего человека к другим, нуждающимся в его помощи рукам.

 

Иногда он делал то, что иной деловой человек, зараженный новомодной позицией невмешательства в не свои функции, никогда бы не сделал. Больше того, строго осудил Быстрова за это самое вмешательство.

Осудил, с чувством великого своего превосходства, идущего не от чего иного, как от потаенного барства и ограниченности понимания того, что есть Человек на Земле.

 

А делал Быстрой порой такие вещи.

 

Выйдя из своего директорского вездехода, крытого полинялым от ветров, дождей и солнца брезентом, он хватал вдруг с обочины занозистые тяжелые ящики –  тару из-под семянного картофеля –  по три, по четыре сразу и весело, играючи забрасывал их в кузов грузовика, помогая запарившимся в горячие  дни и ночи посевной механизаторам.

И только после того, когда груженая полуторка уходила, начинался недолгий разговор о делах.

 

Или на закладке силоса, подав знак рукой бульдозеристу, чтобы остановил машину (ох, эти шефы!), прыгал в глубокую силосную траншею, выхватывал из под ножа бульдозера ком земли, чернеющей в густой сочной зелени скошенных трав, распрямлялся во весь свой рост и спрашивал весело и непререкаемо:

– Вы думаете, это корова будет есть?!

И снова сгибался, разгребал руками сочащиеся травы, смотрел, не попало ли еще где земли, и – не дай Бог, если попало...

 

Не умел Быстров Евгений Иванович быть на земле сторонним наблюдателем...

 

… Возчик, увидев директора, смутился, а тот, кивнув ему в знак приветствия, уже стоял у пары измученных лошадей, поглаживал коренную по вздрагивающей шее и ласково говорил что-то успокаивающее и доброе.

Телега, груженная крупной солью, застряла между буграми, в ложке, размытом недавними ливнями.

Быстров обошел вокруг, внимательно осмотрел колеса, увязшие в глине. Махнул шоферу:

  Ну-ка, Маркович, подсоби.

Машина мягко уперлась лбом радиатора в телегу, и та сдвинулась, пошла.

Через минуту кони стояли уже на бугре, все еще слегка вздрагивая от пережитого.

– Следи получше, сколько нагружают, – посоветовал Быстрое возчику.

Тот виновато благодарил, но не оправдывался: упрек был справедливый.

Быстров направился к машине. Но у ложка снова задержался, что-то прикинул про себя.

– Поехали!

Машина обогнала резво идущих под горку коней, и знакомый возчик помахал директорскому газику рукой.

Быстрое махнул в ответ, улыбнулся.

– Время поджимает. С закладкой силоса день промедлишь – зимой аукнется. Вот и спешат все... Ведь чуть коней не загнал...

И добавил, видно, давно наболевшее:

– Машин бы нам побольше, машин!..

 

 

Шел август - время падающих звезд, горячих серпов и студеной воды.

Впрочем, серпы давно исчезли с полей "Индустрии", хотя три десятка лет тому назад, как вспоминают старики, и здесь, на краю света, вручную жали женщины рожь и загадочные заморские ячмени.

Но то было давно. А сейчас шумела над землей первая осень девятой пятилетки. И от войны мир ушел уже на добрых тридцать лет.

Для Евгения Ивановича это было уже второе его пятилетие в "Индустрии".

 

Он приехал в хозяйство в конце памятного хрущевского семилетия, приехал после того трагического случая, когда ночью на одной из ферм "Индустрии" от короткого замыкания в электросети погибло сразу 34 коровы. Этому предшествовала поломка насосов. Прекратилась подача воды, где-то замкнуло ток на автопоилки и на металлические цепи, которыми привязывали животных к стойлам.

Причина была для тех времен довольно обычной, но поначалу решили – в гибели животных повинен какой-нибудь из тех внезапных моров, которые иногда косят скот, как косарь траву.

Но никакого мора не было...

Была одна только бесхозяйственность и бесконтрольность.

Даже о беде узнали только утром, спустя много часов после несчастья.

 

Бросилось в глаза Быстрову многоликое запустение.

Коровники были крыты полусгнившей дранкой, протекали. Начатое было строительство дорог так и не завершено. В плачевном состоянии находились поля, осушительные системы.

Покосила народ война, сильно поредело племя гигантов под карающим мечом защиты страны от врагов народа и скорострельными, пулевыми разборками классовой борьбы.

 

Люди работали много, но зарабатывали мало. И не чувствуя отдачи ни в чем, начинали угасать, таять даже самые упорные надежды, стихать самый горячий энтузиазм. Но оставался в "Индустрии" еще небольшой костяк, ядро – люди, которые многое умели и могли.

 

Новому директору надо было только сконцентрировать их силы на главном, а прежде - определить это главное и с помощью самого ядра - специалистов и рабочих - найти пути и способы преодоления крутых, как бока скал, проблем. Шел 1964 год.

Через два года на торжественном собрании, посвященном первому Всесоюзному дню работников сельского хозяйства, директор скажет:

– Всего полтора года прошло после мартовского Пленума ЦК КПСС. Но уже сейчас видны положительные результаты осуществления намеченной им программы. Пленум ознаменовал новый этап в развитии сельскохозяйственного производства нашей страны, решительно осудив администрирование в руководстве этой важнейшей отраслью народного хозяйства...

 

...Это было время больших перемен.

 

Мартовский (1965 г.) Пленум ЦК КПСС станет в истории страны особой вехой. На годы вперед он многое определил и обозначил. Его положения будут еще оттачиваться в сознании, уточняться на деле, но именно от него поведут отсчет перемены, свидетелями и участниками которых стали миллионы людей, в их числе – и труженики хибинской "Индустрии".

 

– После нескольких тяжелых для хозяйства лет в 1965 году "Индустрия" вновь вошла в число лучших сельскохозяйственных предприятий Мурманской области по большинству производственных и экономических показателей, – говорил Быстров. –  Выполняя решения мартовского Пленума ЦК партии, трудящиеся нашего коллектива проявили высокую организованность, сплоченность, вложили свой большой тяжелый труд...

 

Слова стандартные, вроде бы, общие. Но чем они трогали людей, почему шел от Быстрова в зал удивительный, необъяснимый ток веселой светлой мощи, торжества и победы?

Наверное, все дело было в той радостной, энергичной интонации, которая несла слово директора над брусничным бархатом кресел партера, где торжественно восседали доярки и механизаторы – трудовой люд "Индустрии ", возносила к балконам и высоким люстрам Дворца культуры.

Интонация и еще – вера. В дело и людей.

 

Быстров знал, что это такое – тяжелый труд. Он вырос на этой неласковой земле Хибин.

Мальчишкой, окончив шесть классов Зашейковской школы, пошел он на лесокомбинат, потому как был старшим мужчиной в семье. Работал слесарем, трактористом, шофером.

Потом была армия – особый этап в его жизни. Служил в артиллерии, командиром орудия. Там же вступил в партию.

После демобилизации попал на строительство обогатительной фабрики в Африканде. Коммунисты стройки избрали его секретарем партийной организации. Затем, по рекомендации Кировского городского комитета партии, стал слушателем Вологодской совпартшколы. Его имя - в числе первых ее выпускников.

Незадолго до окончания совпартшколы поступил в Высшую партийную школу при ЦК КПСС. Окончил ее, будучи уже инструктором областного комитета партии, работая в одном из ведущих его отделов – сельского хозяйства.

В эти годы он много ездил по совхозам, колхозам, подсобным хозяйствам области, многое видел.

Видел поля, то щедро зеленеющие, то побитые внезапными летними морозами. Упорство и труд людей. Именно тогда укреплялось в нем глубокое уважение к мозолистым рукам и желание сделать все, чтобы труд на земле стал легче.

Первый секретарь областного комитета партии Г. Я. Денисов, отправляя Быстрова в Апатиты, дал ему три наказа: навести в хозяйстве порядок, сделать все, чтобы труд стал механизированным, организация его – современной и чтобы условия жизни были в "Индустрии" не хуже городских.

Это была программа партии.

Быстрову предстояло осуществлять ее в крохотном уголке огромной страны, на Крайнем Севере Нечерноземья, но от этого не менялись ни суть дела, ни его сложность. И от того, как он, Быстров, осуществлял эту программу у себя, как тысячи таких, как он, директоров и председателей делали свое дело, – от этого зависело то общее, что предстояло им свершить всем вместе.

Ему повезло в одном. Его знали в хозяйстве и уважали.

Поэтому он сразу нашел здесь единомышленников, не было периода мучительного одиночества, борьбы за союзников. "Индустрия " обладала хорошими традициями, и трудности, вызванные войной, не смогли их разрушить.

Только поэтому сравнительно легко удалось всем им сделать почти невозможное – за полтора года добиться успехов, за которые девять рабочих и специалистов были награждены орденами и медалями Советского Союза, большая группа передовиков производства отмечена медалями ВДНХ.

 

С особым чувством, глядя в светлеющий знакомыми лицами праздничный зал, называл он имена:

– Высшей правительственной наградой страны – орденом Ленина награждена доярка Анна Михайловна Дзюбина. Орденом Трудового Красного Знамени награждены доярка Прасковья Петровна Ребезова и овощевод Пелагея Митрофановна Сухобокова. Орденом Знак Почета – птичница Евгения Александровна Васильева, главный агроном Ясон Михайлович Булейшвили и доярка Надежда Николаевна Печерица.

Он называл этих людей – лучших из лучших, и зрело в нем то отношение к ним, которое однажды заставит его признаться: Таких людей я готов на руках носить...

– Медалями "За трудовое отличие" и "За трудовую доблесть" награждены бригадир слесарей Виктор Яковлевич Модин, управляющие отделениями Анастасия Михайловна Воскресенская и Николай Дмитриевич Бугаев...

Но праздники редки. А будни – каждый божий день.

 

Зимовка скота 1965-66 года была очень тяжелой.

Но им удалось выполнить планы по производству молока, мяса, яиц, по всем видам зимних работ.

 

* * *

 

Весна выдалась затяжной и холодной. И все-таки коллективу "Индустрии" удалось провести все полевые работы в срок.

После посевной сразу же началась упорная, без перерывов на выходные и плохую погоду, борьба с сорняками, борьба за урожай.

В этот год, впервые за последние десять лет появилась реальная надежда выполнить план по урожайности всех культур и заготовке местных кормов.

 

А в ночь с 27 на 28 августа ударил мороз.

 

Почернела картофельная ботва на полях, слег горох...

Ох, месяц август, преддверие бабьего лета, как подвел ты!

В конце августа начались затяжные дожди.

Лило почти весь сентябрь вплоть до той страшной ночи на 20-е, когда снова ударил мороз и ливень превратился в снегопад.

Не было в 1966 году золотой осени в Хибинах...

И все-таки кое-что им удалось сделать. Картофеля они собрали по 180 центнеров с каждого из 130 гектаров.

Полеводы же четвертого отделения под руководством А. М. Воскресенской и А. И. Яковлева на 25 гектарах накопали с каждого по 198 центнеров северной картошки.

А с небольшого поля в шесть га взяли 1800 центнеров горохо-овсяной смеси.

 

Это был памятный год. С него как бы начинали путьнеровный и нелегкий – к сегодняшней "Индустрии". И каждый шаг этого пути памятен Быстрову.

Потому, что из проб, ошибок, побед и целеустремленности складывался их общий опыт освоения северной окраины Нечерноземья.

Для  него, директора, весь этот путь борьбы за молоко, мясо, кормовую базу имел как бы два смысла, две  цели.

Дать людям продукты земли, дать им свежее молоко и – создать все условия для жизни на ней и плодотворной работы.

 

Впервые им удалось ликвидировать бараки в поселке Щучий – историческое место, которое первым пометили на карте будущих земель совхоза И. Г. Эйхфельд и Н. К. Гладышев.

 

К 7 ноября 1967 г. в Щучьем из бараков в жилые дома со всеми удобствами перешли все жители поселка.

 

Удалось построить и хорошо оснащенный молочный комплекс на 400 голов.

 

Это было началом больших социальных преобразований в "Индустрии". К тому времени совхоз стал подсобным хозяйством комбината "Апатит".

 

Не стало на фермах драночных крыш - их перекрыли шифером. Увеличилось число теплиц. Были проведены мелиоративные работы. И хотя многое еще предстояло сделать, в это пятилетие была заложена основа для перемен.

Орденами и медалями наградила Родина за труд большую группу работников заполярной "Индустрии". Ордена Октябрьской Революции был удостоен ее директор.

 

От снега до снега главное – заготовка кормов.

С раннего утра до ночных зорь проводил Быстров летние дни в хозяйстве. Здесь всегда нужна была кому-то его помощь, требовалось его вмешательство. Он ухитрялся не упускать ничего – от состояния полей до выпуска молнии в честь очередного рекорда.

А эта осень была богата рекордами. И директор следил за тем, чтобы ни один из них не обошла вниманием месткомовская комиссия, чтобы о каждой новой победе в поле узнали все. Это подхлестывало, делало борьбу за заготовку кормов напряженной и ощутимой, и пульс ее был в осенние дни для Быстрова самым главным на свете.

 

Иногда он позволял себе небольшую роскошь. Когда затихали дожди и выдавалось ясное утро, он шел в хозяйство пешком. Двадцать минут дороги до правления успокаивали, упорядочивали ритм гудящих дней, давали ему небольшую передышку - возможность увидеть гусиную стаю в небе, услышать шелест первых срывающихся с еще зеленых деревьев листьев.

Он еще с вечера продумывал весь предстоящий день. Двадцать минут пути позволяли ему отвлечься, расслабиться, взглянуть на день сегодняшний в его связях с прошлым и будущим.

Как все, кто обладает четкой памятью и аналитическим умом, Быстров умел извлекать из этого сравнения пользу неоценимую. А заключалась она в том, что такой взгляд на вещи помогал ему не потонуть в ворохе сиюминутных забот, не просмотреть за ними то главное, ради чего он, Быстров, был направлен в "Индустрию"

 

Вслед за Щучьим они начали строительство животноводческого комплекса в старых Апатитах, на центральном отделении. Параллельно здесь же начали возводить 90-квартирные дома.

Улицу, на которой появился первый из них, назвали именем Гладышева – того самого, который начинал в предгорном глухом краю за Полярным Кругом земледелие, а потом был расстрелян и лишь посмертно реабилитирован.

Проявилась в этом, в том, что первую новую улицу назвали именем этого человека, одна закономерность.

Придя в "Индустрию", Быстров знал, что хозяйство обладает давними хорошими традициями.

Он не отмахнулся от них, не пренебрег, а, наоборот, постарался укрепить их и продолжить. В них, трудовых традициях коллектива, видел он ключ к решению задачи, к выполнению наказа, который ему был дан перед отправкой в Хибины.

Со дня своего основания "Индустрия" была инициатором всех новшеств в заполярном земледелии. Связь с наукой, внедрение всего передового и уважение к людям, осваивающим трудные северные земли, – вот, что взял Быстров на вооружение. Отсюда – его обостренный интерес к истории.

Он изучил историю хибинской "Индустрии" настолько, насколько позволяла небогатая литература по этому поводу, сохранившиеся отчеты и – главное – воспоминания очевидцев.

 

Он знает историю каждого поля, каждого отвоеванного у болот участка, знает биографии и  судьбы людей, осваивавших эти земли, и поначалу эта его осведомленность заставляла меня думать, что и сам он старожил, что знание это идет от того, что всему здесь бывшему он сам свидетель.

Но за знанием этим было нечто большее, чем элементарный эффект личного присутствия.

За ним  крылся огромный интерес к людям и их делу, понимание того, что он пришел не на пустое место, не новой метлой, а продолжателем сделанного до него. Он знал, что ничего не сделает один. Но будучи от природы коллективистом, легко, без видимых усилий он делал все для того, чтобы деятельными, а не фиктивными были в "Индустрии" единодушие и целеустремленность.

 

В девятой пятилетке "Индустрия" строила вдвое больше, чем в предыдущей. Основная стройка шла в Титане – поселке, расположенном неподалеку от Кировска, на реке Белой, что течет из Большого Вудъявра в Имандру, соединяя два этих озера, –  древний путь саамов и первопроходцев Хибин.

 

...Обманчиво летнее солнце в Хибинах. Смотришь из окна – светит, плавится на ярко-синем небе огненный шар. Словно отполированная, блестит листва деревьев. Кажется, выйдешь – окунешься сразу в теплый, разогретый солнечными лучами воздух, напоенный ароматами трав, цветущих рябин, горьковатым запахом черемух. Но нет.

Холоден свет солнца.

И замечаешь в блеске листвы что-то колючее, какие-то металлические, холодные блики, словно отразились в ней белые, нетающие льды близкой Арктики.

Бывает в Хибинах и лето.

– Сочи настало, – шутят северяне.

Бывает. Но не каждый год...

 

Таким же обычным, залитым холодным светом, солнечным днем поехали мы с Евгением Ивановичем в поселок Титан.

На бугре стояло уже здание будущего молочного комплекса. Возводила его бригада Михаила Николаевича Калацкого,  знаменитая в области своим умением работать и добиваться удивительных результатов. Стройка велась подрядным методом, была одной из важных в Хибинах в то время.

Первая очередь животноводческого комплекса состояла из четырех коровников, сблокированных молочным блоком по два. Каждый из них рассчитан на 200 коров. Типовой проект был улучшен. В нем предусмотрели широкие, на 2,5 метра шире обычного, сквозные пролеты. Это позволяло механизировать раздачу кормов. Тракторы, тракторные тележки, кормораздатчики свободно помещались в таком проходе.

Здесь же строился телятник с родильным отделением на 40 животных, а общая вместимость – 228. Это первое из тех сооружений, с которых начался новый этап племенной работы в "Индустрии" – направленное выращивание молодняка

Мы говорили со строителями, пытались представить, как все это будет выглядеть.

Быстров дотошно расспрашивал о материалах, о чем-то спорил, что-то одобрял, за что-то благодарил.

Михаил Николаевич, бригадир строителей, подошел ко мне.

– Ну как, нравится? Ничего подобного у нас еще не создавалось...

Чувствовалась гордость в его голосе. Калацкий, строивший в Хибинах обогатительные фабрики и жилые кварталы, – не из тех, кому безразлично, что строить, что оставлять после себя на земле.

И они построили действительно прекрасное сооружение, которое не только облегчило труд, но и в корне изменило всю его организацию.

К 1976 году, к десятой пятилетке, в "Индустрии" стало уже восемь новых крупногабаритных коровников, каждый на 200 голов. Два на Щучьем, на первом отделении, два – на центральном, в Апатитах, и четыре – в Титане. В них сконцентрировано основное поголовье. Механизация всех работ – от уборки навоза до раздачи кормов позволила высвободить для других работ половину уборщиков, специализировать труд доярок.

Строительство новых современных молочных комплексов, использование в них передовых методов работы, основанных на внедрении современного оборудования, позволило на 52 процента увеличить производительность труда только за одну девятую пятилетку. На 42 процента выросла среднегодовая заработная плата и составила в 1975 году 3050 рублей в год на одного работающего.

 

Но жизнь не может состоять из одних достижений и радостей.

Тяжелым выдалось лето 1976 года.

Редко проглядывало сквозь тучи холодное солнце. И тут же скрывалось, не успев обласкать землю теплом.

Директор ездил от поля к полю, встречался с людьми, от которых зависело главное в животноводстве – корм скоту на зиму. Отмечал про себя  настроение у людей хорошее. Это радовало.

– Немного бы солнца нам! – говорил он озабоченно и хмурился, глядя, как проступают сквозь зелень на полях белые озерца.

 

Его беспокоили затяжные дожди, ранние заморозки и близкий – он это чувствовал – снег, который так и не растаял в распадках Хибин, лежал узкими змеиными языками все лето.

 

Запасы силоса, оставшиеся от прошлогодней зимовки, были все съедены - трава долго не шла в рост, а трехтысячное стадо надо было кормить.

Быстров опасался за рост посевов, за ход заготовки.

И не зря. Не много тепла выпало на долю Севера в этот год.

Лишь к осени, к августу, дожди поутихли и внезапно, вне всяких сроков, пришла жара.

Буйно шли травы в рост. Поспешно добирал из запоздалых солнечных лучей крепость картофель. Небо обещало Хибинам золотую осень. Но 15 сентября на поля и травы, на кроны рябин, усыпанные тугими алыми гроздьями, лег белыми сугробами тяжелый сырой снег.

И опять - в который уже раз! - виделось, что зимовка будет трудной. И это в то время, когда впервые за последние десять лет им удалось достичь структурного состава стада, близкого к зоотехническому требованию, – 24 процента нетелей от общего числа дойных коров.

Это еще была не норма, но в начале 1977 года они намечали выйти и на нее – 25 процентов, необходимые для нормального воспроизводства стада и стабильных удоев.

 

Выручила их в этот трудный год шефская помощь предприятий, давшая хозяйству значительную прибавку дефицитных кормов.

Особую благодарность высказывали в эту осень труженики хозяйства рабочим далекого Финевского отделения "Индустрии", что расположено в Новгородской области. Сотни тонн душистого сена заготовили они для заполярного стада и вдвое больше, чем в прошлом году, – богатой витаминами травяной муки.

 

Урожай однолетних был все-таки неплохим для этого, високосного, года. По 154 центнера с гектара собрали они с северной пашни. Лет пятнадцать такого не бывало. Но на нынешнем этапе, на старте новой, десятой пятилетки, и этого уже было недостаточно.

– Нам надо получать хотя бы по 200 центнеров с гектара, – говорил главный агроном Николай Дмитриевич Бугаев, глядя на директора спокойными черными глазами. – У нас тысяча гектаров, с которых мы можем получать столько. Тысяча!

 

Быстров знал это. И оба они прекрасно понимали, что не всегда знать и делать - одно и то же. Земли надо было улучшать, но мелиорация проводилась темпами черепашьими.

Хозяйству нужна была техника – один-два экскаватора, чтобы могли они ускорить темпы мелиорации.

Вопрос о помощи с техникой решался, а вот зимовка... Ее исход не зависел ни от чьей помощи.

Тут все – и удача, и провал – лежало на них. Целиком.

Быстров верил в своих животноводов. Он знал их не только в лицо да по имени. Он знал особенности характеров тех, кому вверено молочное стадо "Индустрии", знал, в чем кто силен, а кто слаб. И старался поставить дело так, чтобы люди  раскрывались в нем сильными, лучшими своими сторонами.

Удавалось ли ему это?

Он вспоминает, с каким волнением разглаживали они страницы областной газеты от 14 января 1977 года, где был напечатан Указ Президиума Верховного Совета о награждении орденами и медалями СССР передовиков сельского хозяйства России.

За успехи, достигнутые во Всесоюзном социалистическом соревновании, проявленную трудовую доблесть в выполнении планов и социалистических обязательств по увеличению производства и продажи государству зерна и других сельскохозяйственных продуктов в 1976 году наградить...

Орденом Октябрьской Революции:

Горбачеву Галину Федоровну - доярку подсобного сельского хозяйства Индустрия, гор. Апатиты.

Горкину Наталью Ефимовну - доярку.

Орденом Знак Почета:

Лаунер Валентину Петровну - доярку.

Михайлову Галину Тимофеевну - бригадира.

Созаненок Галину Александровну - секретаря партбюро.

Орденом Трудовой Славы III степени:

Бушманова Ивана Михайловича - водителя автомобиля.

Еграшичеву Фаину Александровну - доярку.

Серегову Галину Ильиничну - телятницу.

Некоторые труженики подсобного хозяйства награждены медалями.

Второй высокой награды - ордена Трудового Красного Знамени - удостоила Родина и Евгения Ивановича Быстрова.

 

...Теперь, со строительством новых молочных комплексов, он, директор, не только мог верить в свой золотой фонд.

Теперь он мог рассчитывать на них и ждать от них нового. Так как многое было сделано для того, чтобы труд людей изменился неузнаваемо.

Прежде работали доярки на фермах с темна до темна. Теперь же, как и в промышленносим, стали они работать по семь часов, с перерывом на обед.

 

Что раньше делала доярка? Сама  мела и чистила, носила охапками корм, выгуливала, кормила и доила, наконец. Главная ее забота была окружена камнепадом стольких забот, что где уж там в семь часов уложиться!

Специализация работ в животноводстве все изменила.

 

Моют, режут, запаривают и сдабривают корм в специализированных кормоцехах. Затем его доставляют на ферму. И раздатчик кормов, которого для краткости называют кормачом, развозит его по дворам.

Появилась новая должность – санитар. В его обязанности входит чистка коров. Он выметает кормушки, подбеливает стены и стойла, моет окна, обмывает сверху молокопровод, – иначе говоря, полностью следит за санитарным состоянием фермы.

Доярка же занимается главным – дойкой. Кстати, процесс тоже механизированный.

Она же регулирует раздачу кормов, так как лучше всех знает и нрав коровы, и ее продуктивность.

 

Многолетний привычный уклад резко изменился. И если прежде доярка могла ухаживать за 10-15 коровами, то сейчас на ее попечении, хоть всего и на одну 7-часовую смену, но уже 100 коров.

 

Безлюдно в новых огромных коровниках. Двести высокопродуктивных животных обслуживает звено животноводов – две доярки, уборщик, санитар. На два двора – это 400 коров! – один бригадир.

 

Сметает санитар со щитов на транспортер старую подстилку, подсыпает свежую. Течет молоко по трубкам доильных аппаратов, поступает в молочный блок. Обработка его полностью механизирована. Привозят корм, раздают в кормушки. Течет вода в автопоилки, стоит корове ткнуться мордой, как автоматика включает свежий прозрачный родник. Индустрия!

 

– Сразу на фермы пошла молодежь, – говорит Быстров. – Прекрасные условия: тепло, горячая вода, светло, везде есть бытовки. Повысилась производительность, выросла зарплата. Хотя одного этого было бы недостаточно, если бы мы. улучшая условия труда, не изменили условий жизни...

Он всегда помнил, что эти две вещи неразделимы.

Создавая животноводческие комплексы, старались одновременно строить дома, магазины, построили широкоэкранный кинотеатр в центре хозяйства.

В Титане одновременно с крупным молочным комплексом построили комфортабельные 90-квартирные дома, двухэтажный детский сад на 140 мест, автоматическую телефонную станцию на 200 номеров, кафе.

С вводом в строй в 1977 году еще одного многоквартирного дома в поселке не осталось ни одного барака...

 

Избавиться в нежилом ссыльном краю от бараков, поселить людей в современные, со всеми удобствами квартиры – это было главным средством решения проблемы кадров, мечтой Быстрова и задачей.

 

Не сразу дело делается... Поначалу средства на строительство хозяйства выделялись пообъектно, не было генерального, комплексного плана его развития.

Невыгодно было разбрасывать строительство по всем пяти отделениям.

В отдаленных крохотных поселках, где живут несколько десятков человек, нет смысла создавать культурные и торговые центры, строить дома. Все это будет пустовать. 

Разумнее, считал он, переселить из них жителей в крупные отделения, где можно создать культурно–бытовые жилые комплексы с торговыми центрами, со всем необходимым для отдыха, воспитания детей.

Люди не могут жить в одиночку, им трудно быть на отшибе...

– Не передать, насколько своевременной поддержкой оказалось для нас постановление по концентрации специализации сельскохозяйственного производства, – говорил мне Евгений Иванович. – Мы были целиком готовы к его осуществлению и с радостью принялись за дело. Сомнения развеялись...

Одновременно завершалась огромная работа по специализации труда людей, занятых в молочном животноводстве.

Изменился не только характер труда доярок, но и принцип его оценки. Если раньше успех или неудача определялись тем, сколько и какого качества молока надоила та или иная доярка, то с организацией звеньев величина удоев и жирность молока определяют работу уже всего звена – целого коллектива.

 

Было бы неправильным думать, что проблемы остались позади. Нет. Но в 1977 году определился путь.

 

Предстоят годы, прежде чем он завершится новым, качественно иным этапом. Этапом, который переведет то, что сегодня кажется грандиозным, в иной масштаб – масштаб прошлого.

Но от этого ничуть не легче станет напряженность строек сегодняшней "Индустрии", ничуть не меньше станет значение этого времени, когда последние бараки, последние, довоенной постройки, скотные дворы, еще державшиеся на подпорках, дворы с примитивной организацией труда уходили в прошлое.

Очень скоро вырастет на центральном отделении заложенный сегодня животноводческий комплекс на 1200 голов, с телятником на 342 места, кормоцехом и встроенным крупным складом корне– и клубнеплодов.

Титан, Апатиты и Щучий станут животноводческими центрами, обеспечивающими в изобилии Кировск и Апатиты. Пока этого нет. Но здесь верят: будет!  Не останется бараков. Очень скоро. Забудется тяжелый труд на фермах. И станет историей все, чему пока и мы свидетели…

 

– Прошлое уходит, – говорит Евгений Иванович. – Это прекрасно. Но вместе с ним не должна исчезнуть память о тех, кто осваивал эти трудные земли. Осваивал в невероятных условиях. В память и в дань уважения к первопроходцам мы назвали в год 40–летия "Индустрии" одну из улиц нашего поселка улицей Гладышева. Назвали тогда, когда на ней были построены первые прекрасные дома со всеми удобствами. Я думаю, правильно сделали. Ведь когда Гладышев, строя вместо палаток бараки, наверняка мечтал о таких вот домах, как эти…

 

…С метельными ветрами приходили на Имандру ранние зимы и поздние весны.

 

Много нового открывалось мне в нынешнем директоре хибинской "Индустрии" с каждой поездкой,  с каждой встречей, с каждой совместной поездкой по полям.

Но вместе с тем все четче обнаруживался в нем стержень,  все явственнее обозначалось постоянство одного его свойства – неиссякаемое уважение и доброжелательность к людям в поле, к каждому, кто работает на этой северной земле бескорыстно и преданно. И неизменное желание воздать этим людям сторицей.

 

 

Публикуется по изданиям:

Иванова Ольга Ивановна. «Поле в Хибинах», Мурманское книжное изд-во, 1979.

«Пульс Хибин», Ленинградское отделение изд-ва «Советский писатель», 1984.

 

«ПЕТЕРБУРГ ЛИТЕРАТУРНЫЙ»